Le Figaro: Солженицын всегда говорил, что Украина уйдет — вдова писателя
25 марта 2018 г., 20:35:00
1480
В эксклюзивном интервью «Фигаро» Наталья Солженицына говорит о гигантском литературном и историческом вкладе мужа в поисках причин российской трагедии, а также его отношениях с Францией, которую тот называл «неожиданной родиной».
«Фигаро»: Вы разделили жизнь с Александром Солженицыным, одним из самых значимых людей ХХ века, человеком, который разрушил коммунизм своим пером. Какие воспоминания остались у вас об этой необычайной жизни?
Наталья Солженицына: У нас было счастье. Правда. Все вокруг было очень непросто, но мы преодолевали трудности вместе. У нас были разногласия по некоторым тактическим решениям, и мой протестный темперамент подталкивал меня к тому, чтобы спорить с ним. Тем не менее мы всегда сходились в главном, по стратегическим вещам. Думаю, нам обоим очень повезло. Меня часто спрашивают: сложно ли было жить с человеком, который стремился к поставленной цели и был сосредоточен на великом? Трудно ли спать с гением? Для меня это было одновременно естественным и увлекательным. Вставшие перед нами ограничения казались мне приемлемыми, поскольку впереди была намного более высокая цель.
— Вы каждый день участвовали в его работе…
— Мы постоянно и долго обсуждали его работы. Разумеется, не на стадии творчества. Это было полностью его царство, куда он никого не пускал. Я же участвовала на более поздних этапах редактуры. Тысячи страниц, которые он писал, а я печатала, с большими пустыми полями, где я записывала вопросы и предложения черными чернилами, а он отвечал синими. Зачастую мне удавалось убедить его принять правки. Если он отказывался, то ставил на полях минус и всегда объяснял причину.
В работе над его большим трудом «Красное колесо», целью которого было разобраться в причинах октябрьской революции, в первую очередь поражают масштабы того, что мы проделали вместе. Тысячи архивных документов, микрофильмов, книг и свидетельств, которые были получены в Гуверовском институте и из других источников…
Все было предельно точным. Александр Солженицын был математиком. Как и я. Я закончила математический факультет МГУ. Когда мы познакомились с ним, он работал над теорией относительности у знаменитого математика Колмогорова. После рождения сына Ермолая я полностью посвятила себя работе вместе с ним. Муж всегда говорил и думал, что без математического образования он бы сбился с пути. Воссоздание этой сложной эпохи, которая перевернула историю нашей страны, потребовало ознакомления с тысячами документов… Нам посчастливилось получить доступ ко всему, что было написано на эту тему на русском языке, в том числе в эмиграции. Это была чрезвычайно разнообразная картина, поскольку революция смешала весь спектр общества, революционеров и монархистов, инженеров и военных.
— Если бы вы не оказались в изгнании, написать эту работу было бы сложнее?
— Он просто не смог бы этого сделать и быстро бы умер, потому что его бы снова отправили в тюрьму в Верхоянск, чего тогда хотело все Политбюро. Как следует из опубликованных при перестройке стенограмм, его спасителем стал Юрий Андропов! Разумеется, это не было его главной целью: ему нужно было не навредить разрядке с Западом. Он думал, что СССР ничем не рискует, высылая Солженицына, изгоя, о котором скором забудут.
— В этом году Россия (фашистское государство, признанное Законом Украины от 20.02.18 страной-агрессором) отметит 100 лет со дня рождения вашего мужа. Есть ли у вас ощущение, что страна готова принять его уроки?
— Его уроки очень важны, однако принимаются не полностью. Наше общество раздроблено практически по всем вопросам, в том числе по Солженицыну. Его проходят в школе, но в университете все находится на усмотрении преподавателя. Что касается книг, их постоянно переиздают, и это значит, что его читают. В то же время, разумеется, есть противники, в частности среди коммунистов, которые винят его в развале коммунизма и повторяют всю звучавшую в советское время ложь.
— Ни для кого не секрет, что нынешняя российская власть в хороших отношениях с вами…
— У Путина лично сложилась симпатия к Солженицыну. Я бы сказала, что он уделяет ему «внутреннее внимание». Точно не могу сказать, почему. Как бы то ни было, опубликованная десять лет назад «Российской газетой» небольшая книга «Размышления о февральской революции» была вручена Путину. Потом ее видели у него на рабочем столе с аннотациями. Их, безусловно, сблизило то, что Солженицын, как и он, сторонник сильного государства.
— При этом российская власть не хочет смотреть прошлому в лицо и ставит Сталина на почетное место. Оппозиционеры подаются в эмиграцию…. Все начинается заново?
— Я бы сказала, что ситуация отдает шизофренией. С одной стороны, выходит куча книг о Сталине, отмечаются годовщины его рождения и смерти. В то же время сказать, что власть все это поощрят, было бы несправедливо. Путин не говорит ничего в поддержку таких инициатив. Хотя и не выступает против них. 30 октября была открыта новая стена памяти всех жертв политических репрессий, и Путин пришел на церемонию. Его присутствие было антисталинским жестом и воспринималось как таковой. Там он произнес речь, в которой справедливым было каждое слово. Упомянутое вами противоречие отражает раскол в нашем обществе. Путин же определенно считает, что должен принять это сосуществование как президент всех россиян…
— Какой главный вывод сделал Александр Солженицын из исследования 1917 года?
— Он считал, что главной причиной февральской революции стало роковое столкновение власти и образованного общества, которое длилось на протяжение полувека. В теории оно вполне нормально и здраво, но это не относится к его настолько радикальной форме, которая не оставляет места для компромисса.
— С чем связано это отсутствие компромисса?
— Отчасти с русским характером, частью которого является радикализм. Кроме того, это объясняется упрямством власти, которая в форме абсолютизма не способна на органичную связь с обществом. Хотя накануне революции власть уже не была абсолютной, объемы накопленной ненависти были так велики, что перечеркивали возможность компромисса. Солженицын всегда говорил, что в таких случаях ответственность лежит на двух сторонах, пусть в большей степени и на власти. В этом заключается главный урок на будущее.
— Именно эти опасения радикализма определяют вашу открытость к диалогу с путинской властью?
— Да, я пытаюсь придерживаться центристских позиций. После стольких лет за изучением истории я очень боюсь новой роковой конфронтации. Мне совершенно не хочется, чтобы наше образованное общество встало в позу доведенной до абсурда непримиримости. Нужно не только критиковать власть, но и вести с ней диалог.
— Человек «Архипелага ГУЛАГ» принял бы диалог?
— Он никогда бы не принял диалог и компромисс с бывшей советской властью, которую он считал тоталитарной и бесчеловечной. Но это не относится к нынешней власти, пусть даже на ее счету ряд огромных ошибок. Страна стала другой. Да, в ней есть коррупция и ложь, но не повсеместно. Так обстоят дела во всех правых диктатурах. Путь к выходу есть. Отход от тоталитаризма — нечто совершенно иное. Сегодня у нас есть своеобразная форма автократии. Так, кстати говоря, считал и Солженицын. Таким образом, у нас можно добиться продвижения демократии, но только с помощью диалога.
— В своем эссе «Как нам обустроить Россию» Солженицын продвигал мысль о том, что Россия должна отказаться от империи. Но не пускается ли власть в новые роковые авантюры, как, например, в Украине?
— Александр Солженицын действительно призывал покончить с российским империализмом, с империей. Но мне не кажется, что здесь на самом деле существует серьезная опасность. Не стоит путать Крым с Донбассом. Я очень сожалею о произошедшем в Донбассе, России не следовало бы влезать туда. Что касается Крыма, несмотря на спорный подход с точки зрения международного права, этот регион принадлежит России. Представьте себе развод мужчины и женщины в совершенно непредвиденных условиях, например, во время войны. У них нет времени думать, нанимать адвокатов. В результате кто-то получает то, что ему не принадлежит. Именно это случилось с независимостью Украины. Три человека, Ельцин, Кравчук и Шушкевич, решили все без свидетелей. Никто не спрашивал у жителей Крыма и Украины их мнения. С моей точки зрения, возвращение Крыма — историческая справедливость.
— Если следовать вашей логике, Россия может завтра решить вернуть себе часть территории входивших в империю прибалтийских стран во имя исторической справедливости…
— Я понимаю, что моя позиция выглядит очень спорной на Западе, но Прибалтика тут совершенно не при чем. Ничего подобного не произойдет. Крым — отдельный случай, это исторически российская земля. Разумеется, происходящее в Донбассе подкрепляет ваши опасения насчет прецедента. Мне кажется, все это стало огромной ошибкой, о которой еще пожалеет Россия. В любом случае, дальше она не пойдет, хотя бы потому, что у нее нет для этого сил.
— В одном интервью вы сказали, что Солженицын умер бы, если бы увидел нынешний конфликт в Украине.
— Это поразило бы его до глубины души! Многие из семьи Солженицыных были украинцами. Если бы он увидел пожар в Киеве в 2014 году, то умер бы от тоски. В то же время он всегда говорил, что Украина уйдет. Он знал, что это вероятно, пусть и очень болезненно. Но если бы Крым и Севастополь ушли от России, это бы невероятно его возмутило. В этом плане на НАТО лежит огромная ответственность, поскольку она без конца пыталась разместить там свой флот.
— Президент Макрон бойкотировал российский стенд в знак солидарности с Лондоном после таинственной химической атаки на бывшего российского агента. Вы понимаете его позицию?
— Нет! Россия — почетный гость книжного салона, но он не зашел на российский стенд. Мне жаль. Ваш президент говорит о необходимости диалога между людьми российской и французской культуры, но сам не делает этого! Даже во время холодной войны у Франции были независимые взгляды на вопросы культуры, которые не имеют ничего общего с верностью военным союзникам. В российской делегации присутствует многие писатели, которые де факто придерживаются оппозиционных взглядов и критически пишут о власти. То есть, этот бойкот разочаровывает и даже выглядит жалко.
— Что Александр Солженицын любил во Франции?
— Жизнь сыграла с ним шутку. Он не испытывал особой симпатии к Франции и не воспринимал ее всерьез. Он знал немецкий, читал в оригинале Шиллера и Гете, а также был высокого мнения об англосаксонском мире. Тем не менее по прибытии в Швейцарию и Германию он ощутил себя скованным. В то же время во Франции ему сразу все понравилось. Тепло, воздух. К тому же, во Франции больше читают. Франция стала первой западной страной, где его читали, переводили и публиковали. Другими словами, он влюбился во Францию и даже назвал ее «неожиданной родиной».
— Перед смертью в 2008 году Солженицына не беспокоило развитие событий в России?
— Очень беспокоило. Он понял, что холодная война начнется снова и что Россия допустила множество ошибок, как и Запад, который окружает ее военными базами… Вспомните первые строки «Как нам обустроить Россию»: «Часы коммунизма — свое отбили. Но бетонная постройка его еще не рухнула. И как бы нам, вместо освобождения, не расплющиться под его развалинами». Именно это и происходит, в том числе в умах людей. У любви к Сталину и сожалений о распаде СССР есть протестный аспект. Обещания 1990-х годов так и не были выполнены. На капитанах перестройки вроде Гайдара и Чубайса лежит огромная ответственность, поскольку они презирали огромную часть народа.
Неподготовленный переход к рыночной экономике обернулся грабежом. Это очень печально. Россия прошла через того, что не выпадало еще никому. Ей была нужна помощь, но не та диктаторская и высокомерная помощь, которую предоставили США с МВФ. США допустили страшную ошибку, посчитав, что победили в холодной войне, и что Россию можно сбросить со счетов. Катастрофический подход! Если на Россию надавить, она дает отпор, как пружина. Она посчитала себя униженной и окруженной. Именно с этим чувством в значительной мере связана та поддержка, которую получает Путин. С Россией нужно проявлять жесткость, однако ультиматумы абсолютно контрпродуктивны.
Лор Мандевиль, Le Figaro (Франция)
Хочу отметить, что Наталья Солженицына, безусловно, не права насчет аннексии Крыма, хвалебных интонаций в адрес Путина и некоторых других вещей.
Причем, мне думается, что сам Солженицын, если бы он дожил до 2014 года, был бы иного мнения на сей счет. Наверняка он назвал бы путинскую Россию фашистским государством и не оправдал захват Крыма после Майдана в Украине…
Вдове же Солженицына сейчас уже почти 79 лет. По-видимому, она уже не очень четко представляет реальную ситуацию (как ныне «гонит пургу» относительно Крыма и престарелый Михаил Горбачев)…
Читайте еще
влажность:
давление:
ветер:
влажность:
давление:
ветер:
влажность:
давление:
ветер:
